Толпа тут же загудела, послышались злые окрики. Вечеслав обернулся на секунду и поймал недвусмысленный взгляд ведьмака, говорящий о том, что он сглупил.
— Он и не скрывает, что убийство свершил, видали, люди? — заговорил вдруг незнакомый Вечеславу мужик, сделав шаг вперёд.
— А ты чего думал, Трифон? — обратился к нему Кетай. — Что пришлый безвинным окажется? Прав был Завид, да и Отай прав был, оба они виноваты, и Вечеслав и родич его. Отдать их кметям, и вся недолга. Или виру дикую[*] нам за него платить? А, рязанцы?
— Хм, Кетай, — вступил Игнат, — Гляжу я, ты боле за серебро беспокоишься. А я вот чего скажу. На месте Вечеслава, любой бы из нас, и ты Кетай тоже, добили бы напавшего кметя. Или б руки опустили, да ожидали, когда тот оправиться, да посекёт?
— Всё одно, не наше это дело, — лицо Кетая стало злым. — Сколько нам за семь лет урока[*] того вынесут? Гривен по пять на лето положат, и выйдет три десятка с половиной, не так разе? А если головника не отдадим, так нам ещё сверху восемь десятков на горбыну кинут за княжа мужа[*], — Кетай демонстративно ударил себя ребром ладони по затылку. — Оно наше это?
— Не наше, Кетай, прав ты, — добавил Трифон. — Да ежели головника отдать, и вовсе за те семь лет послабление буде. Все ж слыхали?
— Ты веришь этому полусотнику? — усмехнулся голова. — Как чадо неразумное, ей-богу. А головником ты его раньше времени не клич.
— Голову клепати здесь не за что, — вступил в разговор Будимир. — Я хоть и не по воевским делам хытрец, но и дураку ведь ясно, не убийство то было, а защита.
— Так а нам-то чего? — Кетай зло сплюнул под ноги. — Я за пришлого свою долю в общий котёл класть не стану.
— Да и не буде никто виру платить, — не удержался Людота, не добре поглядев на Кетая. — Чего ты выворачиваешь-то мехом наружу? Али и сказать страшно о сече? А-то и подумать небось боязно, что ажно поджилки трясутся, так, Кетай? Тож кмети княжьи, да?
По толпе пробежал смешок.
— Эх, и так жарко, а Игнат всё распаляет, — бросил шёпотом голова, и вышел в серёдку полукруга.
— Да хватит уже друг на друга лаять, аки псы шелудивые. Разе не одним делом семь лет прожили бок о бок? — начал он с досадой в голосе. — И ты Игнат, и ты Кетай, одну земельку своим потом поливали, один каравай за столами ломали, смотреть больно, как врагами стать спешите. Тут и находников не надобно, сами друг дружке глотки перегрызём. А Завид ваш, — голова остановил взгляд на Кетае с Трифоном, — Себя показал уже. В ночь ушёл, своих бросив. Ты, Кетай, постыдился бы имя его тут упоминать, а не то, что считать его правым в чём-то. Нет на его стороне боле правды, и до смерти уже не объявится. Так вот слушайте моё слово, рязанцы. Вечеславу голову клепати не станем. Считаю его не виновным, и слово моё неколебимо.
— Самоуправство творишь, Кузьма, — глухо проговорил Кетай.
— Прав, Кетай, вот сейчас прав, — кивнул голова. — А-ну, люди честные, давайте миром решим. Кто с моим словом согласен?
Вечеслав увидел, как вверх поползли руки. Кто-то поднимал уверенно, кто-то осторожно, оглядываясь вокруг, кто-то подняв, вдруг опускал, словно передумав. В конце концов с поднятыми руками оказалось чуть больше половины мужей.
— Вот видишь, Кузьма, — Кетай обвёл рукою толпу. — Не все твоё слово верным считают. Половина разе.
— Боле половины, Кетай, заметно боле. А по закону сам знаешь, дело большинством решаемо. Стало быть и решено — не виновен Вечеслав.
— Да хоть и не виновен, и что из того следует? Не хотите отдавать, пусть уходит рекою, — продолжил тянуть в свою сторону Кетай. — А кметям скажем, убёг ночью. Не поверят, пустим их в весь, пусть себе ищут. А увидят, что нету его, какая тогда с нас вира? Убийство-то не в нашей верви совершилось.
— Вот ты Кетай говоришь, а думать пред тем не поспеваешь, — укоризненно покачал головою волхв. — Неужто ты думаешь, что на том и успокоятся кмети? Мне ж сдаётся — не обойдётся без кровопролития. Вот и с тебя они спросить могут, почему головника упустил, ты чего скажешь?
— А не моё это дело — стеречь.
— Ох, по словам твоим, Кетай, всё здесь не твоё дело, будто и не рязанец ты вовсе, а пришлый какой. Послушайте ж меня, люди честные, да не перебивайте, потому как боле потом ни слова не стану кощунствовать[*]. Кто я — говорить о том смехом буде, знаете поди. Потому с Божьих слов зачну, веками из уст в уста текущими, аки воды великой реки Ра по руслу времён. С тех слов, кои Перун с Дажьбогом в Миргард сходя, роду славянскому оставляли, абы в неведении божьи правнуки не жили. Многое они поведали, всего и за несколько лет не пересказать, но таперича одно слово их напомнить вам хочу. Говорили они о том, что не раз и не два ещё лихо к нам в ворота стучаться будет, и покорить нас орды приходить будут, и вовсе с лица земли стереть. Поперёк горла мы с правдой своей тем народам, что правду за великий закон не почитают, да и земелька наша так стоит, что мир пополам делит. Потому и доля наша, держаться за пядь каждую. Один раз назад шагнёшь, потом не остановишься, гнать и губить будут, аки волки добычу раненую. Да разе ж добыча мы, разе ж не люди свободные? А разе Перун — жертвы слабой бог?.. — Будимир тяжело вздохнул и обвёл взглядом людей. — Шаг назад делая, щуров своих зазорим, помните это, славяне. Глядят они на нас с высот Ирия в надёжи, что охраним мы земли, кои кровью и потом их политы в обилии. Горько им видеть буде, аки мы бежим трусливо от лиха находящего… стыдно глядеть им буде. А потому последуем словам завещанным — Когда придут к дому вашему вороги, бросьте ссоры меж собой, простите и родного и ближнего своего, да станьте одною силою, абы отпор дать. И не верьте тем, кто говорить буде — сдайтесь, пощады вам обещаем, кривят они с умыслом. Нет им выгоды в том, абы щадить нас.
А коли забыли, рязанцы, напомню вам — в ночь прошлую знамение Перун дал, что с нами он, да и другие боги не забыли потомков своих, — волхв бросил взгляд на ведьмака. — А в ночь ту на копище под идолом меч Вечеслава положен был, и выходит, сам Перун молниями осветил его. Значит, не просто так пришлые появились, а по умыслу Сварожичей. Вот и не ушли они, хотя и могли это сделать, а остались, абы с нами весь держать. Что ж, и после этого вы сечи избегать станете, когда уже и боги сторону вашу взяли? Зазор это, рязанцы. Я всё сказал.
Будимир поклонился людям, и опёршись на посох, тяжело прикрыл глаза. Над площадью повисла мёртвая тишина, которая, как показалось Вечеславу, длилась целую вечность. Он бросил взгляд на Игната, но тот лишь молча поглядывал в сторону Кетаевских, видимо понимая, что речь волхва предназначалась не для тех, кто готов сражаться, и потому толку от его выкриков не будет. Наконец, с самого дальнего угла слева донёсся одинокий голос.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
